Газета «Ленинская правда» (Петрозаводск).
1987. 27 февраля.
Рубрика: Искусство и жизнь
Северные озарения
На днях в Петрозаводске, в новом выставочном салоне, откроется выставка «Художники — друзья Валаама». Для участия в работе выставки в Карелию приехал старейший советский художник Б. А. Смирнов-Русецкий. Недавно Борису Алексеевичу исполнилось 82 года. Творчество художника разнообразно: он известен и как мастер пейзажа, и как создатель полотен на темы космоса, и как автор тонких символико-философских работ. Интервью у Б. А. Смирнова-Русецкого взял для читателей «Ленинской правды» наш внештатный корреспондент, поэт Ю. В. Линник.
— Борис Алексеевич, в 20-е годы Вы были участником художественной группы «Амаравелла». Интерес к этой группе постоянно растёт. И это понятно: мастера «Амаравеллы» первыми стали писать на темы космоса. Родина космического искусства — наша страна, молодая послереволюционная Россия. Это факт большого престижного значения. Как бы Вы определили задачи «Амаравеллы»?
— Наши творческие; искания, при всём их разнообразии, были направлены на выявление глубокого скрытого духовного содержания в человеке, природе, в любом явлении жизни. «Космизация сознания» — так определял академик В. И. Вернадский эту внутреннюю работу, которая шла в науке и во всех сферах культурной жизни.
Искусство мы признавали ведущим фактором духовной жизни. В нашей художественной деятельности мы духовное начало ставили во главу угла, и отражение этой духовности было непременным условием творчества, а также и критерием всех оценок. Мы рассматривали музыку доминирующей в ряду всех видов искусств и считали проникновение её элементов, слияние с ними в искусствах изобразительных, благоприятным, животворящим качеством. В этом смысле мы были последователями Чюрлёниса.
— Известно, что на «Амаравеллу» большое, духовное влияние оказал не только М. К. Чюрлёнис, но и Н. К. Рерих. Вы неоднократно встречались с Николаем Константиновичем. Расскажите об этих встречах.
— Проповедь действенности искусства, его преобразующей силы была нам чрезвычайно близка, мы чувствовали родство идей Рериха с нашими собственными мыслями и задачами.
26 мая 1926 года экспедиция Н. К. Рериха пересекла границу Союза, а 13 июня он был в Москве. Когда-то, в дореволюционные годы, мой дядя, А. П. Иванов, писал монографию о Рерихе и был близко знаком с ним. Это и помогло мне встретиться с Рерихом.
С глубоким волнением поднимался я по лестнице Большой Московской гостиницы, где остановился Н. К. Рерих. Постучался, дверь открыл Юрий Николаевич, сын художника. Меня пригласили в небольшую приёмную комнату, где со мной беседовала Елена Ивановна, супруга Николая Константиновича. Её рассказы об Индии были так увлекательны, что я не заметил как неожиданно вошёл Николай Константинович.
Одетый в прекрасный светло-серый костюм, с гладко обритой головой, спокойный, собранный, он скорее напоминал путешественника, учёного или делового человека, чем художника.
Но его глубокие синие глаза смотрели проникновенно и ласково. И сразу можно было почувствовать, что это не только художник с мировым именем, но поэт, мудрец, собравший богатую жатву восточной мудрости.
Более шестидесяти лет прошло с тех пор, но я с необыкновенной ясностью вижу его спокойное, ясное лицо с седеющей бородой, глубокие глаза, вспоминаю содержание бесед, его простоту, сердечность, глубокое внимание к собеседнику.
Чувствовался его интерес к жизни новой России, ко всем её проявлениям. И от каждого ему хотелось как можно больше узнать о любимой Родине.
Он радовался каждому успеху нашей культуры, науки, техники и уже тогда он предвидел великое будущее Советского Союза.
«Творческий труд — это подвиг, которому должна быть посвящена вся жизнь», говорил он. Но понятие творческого труда он относил к любой профессии, будь то строитель или земледелец, педагог или врач, кузнец или учёный.
Много было рассказов об Индии, о его пути по необозримым просторам Азии, Говоря о чаяниях народов Азии, он отмечал, с каким вниманием и надеждами на лучшее будущее произносилось имя Ленина.
— Какое значение встречи с Н. К. Рерихом имели для «Амаравеллы»?
— После моего первого посещения Рериха произошла знаменательная встреча с Николаем Константиновичем и Еленой Ивановной всей нашей группы. Собрались мы все в Александровском саду, у обелиска, и вместе пришли к Рериху.
Мы легко нашли общий язык; первая беседа, во время которой Николай Константинович ввёл нас в своё духовное миросозерцание и рассказал о деятельности в Америке, произвела на всех глубокое впечатление и позволила по новому взглянуть на духовные задачи искусства.
Таких встреч с Николаем Константиновичем и Еленой Ивановной, которые проходили в одном и том же составе (я, П. П. Фатеев, В. Н. Пшесецкая, A. П. Сардан), было всего пять или шесть. Каждая из них была чрезвычайно насыщенной, продолжалась она по два-три часа. Это проведённое с Николаем Константиновичем время я бы назвал часами величайшего счастья, позже я никогда не испытывал ничего подобного.
В эти дни Н. К. Peрих побывал у П. П. Фатеева, В. Н. Пшесецкой и А. П. Сардаяа, знакомясь с нашими работами, в том числе и с моими, которые я привёз к нему в гостиницу. О работах он говорил обычно кратко. Показывалось несколько работ, и он выделял одну из них, отмечая её содержательность. Говорилось при этом положительное и существенное.
Идеи Николая Константиновича, всё более глубокое знакомство с ними, вызывали у нас внутреннее горение. Мы стремились к воплощению, к действенному претворению наших воззрений, и стремления эти находили выход в творчестве.
— Н. К. Рерих два года провёл в Карелии. Природа нашего края оказала на художника сильнейшее впечатление. Вы не раз говорили о том, что источник Вашего глубокого художнического интереса к Карелии — творчество Н. К. Рериха. Каждый год Вы приезжаете в наш край, работаете возле залива Кирьявалахти на Ладоге, где очень любил бывать Ваш учитель. Расскажите о своих творческих связях с Карелией.
— Первое моё путешествие в Карелию состоялось в 1931 году. Запомнились бескрайние просторы Ладожского и Онежского озёр, то бурные, с синими волнами, то тихие и зеркальные, великолепные закаты и восходы, красота и разнообразие островов, уютные заливы с высокими северными домами.
После первой поездки я дважды посетил Карелию в 1938 и 1939 г.. Останавливался в маленькой заонежской деревне Кузарлида. Ещё останавливался в Шуньге, в Великой Губе. И везде встречал доброе и сердечное отношение. В деревнях не знали, что такое запирать двери. И никогда ничего не пропадало.
Поэзия белых ночей! Поэзия светлого сумрака, охватившего воды и землю, слившего всё в единый величественный гимн природе. Позже, в грозные военные и трудные послевоенные годы, образы Карелии оставались особенно родными и близкими и хотелось верить, что придёт время новой встречи.
Я часто думал о Сортавале, где когда-то жил Рерих. Помнил, какие прекрасные картины были написаны Рерихом в Сортавале: «Святой остров», «Вечное ожидание», «Клад захороненный», «Могила великана», «Дочери земли», «Вестник» и многие прекрасные пейзажи.
В 1967 г. я, наконец, приехал в Сортавалу. Неизменно прекрасная природа Севера встречала меня весной. Оделись зелёным пухом берёзки, расцвели купальницы, ландыши. Воздух был наполнен ароматом черёмухи. Большая серия этюдов была сделана в Сортавале. Я посетил также Харлу, Ляскеля, Питкяранту. В Сортавале вместе с Т. А. Хаккарайненом мы искали следы пребывания Рериха. Нашли около города дачу Реландера, в которой жил Рерих. Побывали на острове Тулон, где он также жил.
И снова я вернулся к работе над циклом «Север», который был начат ещё в довоенные годы. Первые шесть работ этого цикла были показаны на выставке молодых художников в 1934 г. Это были работы, связанные с впечатлениями первой поездки в Карелию, а также на Мурман. Интенсивная работа над циклом «Север» началась после посещения Сортавалы в 1967 г. и продолжается до настоящего времени. Обращаясь к теме Севера, я постоянно вспоминаю моего учителя, Николая Рериха, который вдохновил меня на эту работу.
— Каким запомнился Николай Константинович в момент прощания с ним?
— Каждого из нас Николай Константинович ласково обнял и поцеловал на прощание. Но мне так не хотелось расставаться с ним! И я воспользовался одним предлогом. П. П. Фатеев должен был принести в день отъезда и передать Николаю Константиновичу свою картину. Я пришёл вместе с ним.
Уже были уложены огромные чемоданы. Вышел Николай Константинович, получил от П. П. Фатеева картину, и вспомнил (несмотря на множество дел), что он хотел дать мне рекомендательное письмо А. В. Щусеву, который в то время был директором Третьяковской галереи.
Ещё раз он обнял меня. Запомнился глубокий взгляд его синих глаз и мягкое, нежное прикосновение начинающей сидеть бороды...
— Борис Алексеевич, пусть Ваш новый приезд в Карелию подарит Вам новые замечательные картины.
Ю. В. Линник.
* * *
Прозрачность
Б. А. Смирнову-Русецкому
У мастера космос прозрачен, —
И это духовности знак!
Едва на холсте обозначен,
Сквозит молодой березняк.
Откроются в свете нерезком
Такие глубины опять,
Что явственно за перелеском
Другой перелесок видать.
Что это: канал паутины?
Иль сетка рябящей воды?
Как будто писались картины
На сколах карельской слюды.
Помещён снимок: работа Б. А. Смирнова-Русецкого «Рассвет».
|
